Конференция
Утопия и насилие. Труды и влияние Андрея Платонова
С тех пор как в конце перестройки открылись многие архивы, мы знаем намного больше о «власти террора» в начальной фазе Советского Союза. Восхищение коммунистическим идеалом общественного строя мобилизовало широкие слои населения – но насилие и террор также были ключевыми ресурсами укрепления власти для большевиков и Сталина.
Это касается не только центра, но и аграрной, досовременной периферии страны. Сейчас, на пороге векового юбилея Октябрьской революции, инфраструктура, экономика, политика и общественные практики в России все еще находятся под влиянием амбивалентного наследия этой специфической формы модернизации. В Котловане Платонова раскрывается и утопический революционный энтузиазм, и бездна насилия. Этот писатель, может быть, первым придал бумаге амбивалентность советской модернизации. И в этом он – летописец своего времени.
1 декабря 2016
18:00
Открытие
18:20
Чтение
Kотлован (по-немецки)
Hanns Zischler, Берлин
18:45
Доклад
Революция Платонова. Революционный энтузиазм, разочарование, черный юмор.
Sheila Fitzpatrick, Сидней
19:30
Прием
2 декабря 2016
9:00
Секция I – Котлован и советская эпоха модерна
Sheila Fitzpatrick, Сидней
Klaus Gestwa, Тюбинген
Дарья Московская, Москва
Модерация: Manfred Sapper, Берлин
10:30
Перерыв
11:00
Секция II – Утопия – Антиутопия – Апокалипсис
Hans Günther, Зесхаупт
Евгений Яблоков, Москва
Robert Hodel, Гамбург
Модерация: Volker Weichsel, Берлин
12:30
Перерыв
14:00
Секция III – Освобождение и насилие
Botakoz Kassymbekova, Берлин
Igal Halfin, Тель-Авив
Sandra Dahlke, Москва
Модерация: Gabriele Freitag, Берлин
15:30
Перерыв
16:00
Секция IV – Как сделан Котлован. Поэтика, перевод, восприятие
Robert Chandler, Лондон
Gabriele Leupold, Берлин
Christina Links, Берлин
Модерация: Katharina Raabe, Берлин
17:30
Завершение конференции
Секция I
Котлован и советская современность
После революции и гражданской войны большевики стремились превратить отставшую от современности царскую Россию в современное индустриальное государство. Стратегиями модернизации стало принуждение крестьян к коллективизации и рационализации аграрного хозяйства, индустриализация через развитие тяжелой промышленности, освоение новых земель, покорение природы, а также стандартизация и гомогенизация общества. Процесс, занявший в Европе века, большевики хотели реализовать в течение нескольких лет. Котлован – хроника модернизации любой ценой, хроника периода сталинизма,
когда Советский Союз заявил о себе как о мировой державе.
Секция II
Утопия – Антиутопия – Апокалипсис
С одной стороны, Платонов относится к апокалиптической русской традиции, видевший в революции начало Царства небесного на земле.
С другой стороны, он олицетворяет собой преемственность утопического мышления и активно участвует в создании индустриального общества, основанного на принципе братства, в качестве инженера и писателя.
При этом он балансирует на тонкой линии между утопией и антиутопией, склоняясь то в ту, то в другую сторону в зависимости от развития послереволюционной России.
Секция III
Освобождение и насилие
Россия была досовременным многонациональным государством, жителей которого большевикам предстояло привлечь к проекту модернизации. Революция обещала освобождение угнетенным: рабочим и крестьянам, женщинам, национальным меньшинствам. Чтобы мобилизовать миллионы для проекта современности, государство должно было добраться до деревни, до периферии. Большевики опирались на революционную эйфорию, но не избегали и других методов повышения влияния – насилия и террора. Социалистический проект был современным проектом по перевоспитанию, принудительно реализованным в досовременном контексте.
Секция IV
Как сделан Котлован. Поэтика, перевод, восприятие
Много лет переводчики и издатели заботятся о том, чтобы высокопоэтичный текст Котлована находил читателей и за границей.
Что означала публикация повести для ГДР? Почему британский переводчик перевел его дважды? И какой новый взгляд на Платонова откроет четвертый перевод на немецкий? Все эти вопросы приводят прямо к поэтике этого многослойного текста: они касаются вопросов издания и эстетики, литературоведческого контекста и оригинальности русского языка и мышления Платонова. Может быть, они смогут объяснить, почему Платонов еще не воспринят вне России в качестве новаторского автора современности, проложившего новые пути в литературе.